Через несколько мгновений она была уже на земле. Рядом тяжело дышала взмыленная лошадь. Благородный чеор отстегивал пряжки, к которым крепилась седельная сумка.

Темери видела, что движения его потеряли обычные чёткость и точность, но пока не решалась подойти и спросить. В конце концов, они оба устали. Им обоим нужны сон и еда…

Наконец, сумка оказалась в руках у ифленца. Тогда он развернул лошадь к дороге и вдруг сильно хлопнул по крупу:

— Пошла, милая! Вперёд! Надеюсь, тебя не скоро отыщут… Темершана, где вы! Идём!

Лошадь легко зарысила к лесу.

Темери заторопилась в противоположную сторону, туда, куда уже ушёл ифленец.

Там лес заканчивался, открывался просторный берег быстрой равнинной реки. На пологом берегу виднелось несколько деревянных сараев. А у самой воды, кверху днищами, сохли тёмные рыбачьи лодки. Она воспрянула духом — значит, память не подвела. Вот только, преследователи обязательно осмотрят сараи, как только найдут. В них не укрыться… тогда что же делать?

Благородный чеор тем временем шёл вперед ровным шагом человека, хорошо представляющего свою цель. И Темери в который раз поняла, что решение снова зависит не от неё: если честно, она за ифленцем едва поспевала.

Наконец серые мокрые доски ближайшего сарая оказались совсем рядом. Ветер здесь донимал не так. Темери подошла к крайней из сохших на берегу лодок и поняла, что именно это судно — точно никогда и никуда уже не поплывет. Старый худой остов, вот что это было. Вторая лодка выглядела лучше, но, пожалуй, Темери поручилась бы, что она развалится, как только её перевернёшь…

— Чеора та Сиверс! — оклик заставил её вздрогнуть. Всё-таки Темери терпеть не могла своё речёное имя. Но не говорить же об этом ифленцу? Какое ему-то до этого может быть дело. Пусть называет, как хочет. Но на оклик надо ответить. Чуть пошатываясь от усталости, Темери направилась к сараю, в который как раз вошёл её спутник. Сарай был просторный, снабжённый воротами со стороны реки. Сейчас эти ворота были распахнуты.

Темери подошла ближе. При гаснущем сумеречном свете разглядела развешенные вдоль стен сети, несколько пар весел, сложенных подальше от входа, разобранные мачты, парусину на грубых деревянных козлах, ящики с мелкой рыбачьей снастью…

А ещё там были лодки. Три новые, недавно покрашенные лодки лежали кверху днищем в глубине сарая.

— Идите сюда, — нетерпеливо позвал Шеддерик от самой дальней, и кажется, самой маленькой лодки. — Поможете приподнять…

— Зачем?

— Заночуем под ней. Может, так нас не найдут… а если и найдут, мы будем предупреждены заранее…

Лодку подняли вдвоём — и Шеддерик сразу подсунул под край круглый деревянный чурбак, чтобы не упала обратно. Под лодкой лежал кусок промасленой парусины, пахло тканью и холодной землёй.

Темершана заметила, что ифленец бережёт правую руку. В помещении было почти совсем темно. Шеддерик вынул из кармана один из огарков, прихваченных в лесной избушке. Пройдёт ещё несколько минут, на улице совсем стемнеет, и без свечки станет не обойтись. Тем более она — единственный источник тепла на всю округу.

И только в свете свечи, когда уже не нужно было никуда бежать и что-то срочно делать, Темери увидела, в каком состоянии пребывает её спутник. До того он как будто специально держался так, чтобы ей не было видно крови.

Темери охнула, когда увидела правую руку ифленца — пуля разорвала одежду и кожу, и эта рана при каждом движении начинала кровоточить. На нём и вообще было много крови — только непонятно, откуда она текла. На шее, на левом виске, на одежде…

— Надо перевязать, — быстро сказала она.

Если говорить сразу что думаешь, то времени на сомнения не остаётся.

Получилось невнятно, и ифленец попросил повторить. Он как раз был занят тем, что высматривал по углам что-то, что можно было бы кинуть на землю для тепла.

Темери повторила громче. И добавила почти жалобно:

— Я умею.

Шеддерик хмыкул:

— Здесь ни промыть, ни обработать… да ерунда, царапина. Сама зарастёт. На мне как на кошке…

— Вытекло много крови. Вам нужны силы…

— Тут вы правы. Хорошо, перетяните пока прямо поверх одежды. А там посмотрим…

Это было временное решение, но она всё же кивнула — становится темно, погоня близко. Кипятить воду не на чем, а света одной лишь свечки не хватит, чтобы наложить какой следует шов.

— Мне нужен нож, — вздохнула она. — Отрежу кусок подола для повязок…

Нижняя юбка её платья была сшита из прочной льняной ткани. Если взять кусок из середины, он даже будет не очень грязным. Впрочем, чтобы перевязать руку, нужно не так много ткани.

Шеддерик с облегчением опустился на только что найденную парусину: Темери слышала, как он осторожно, чуть не сквозь зубы, дышит, и это заставляло нервничать. Что бы ифленец ей ни врал, ему было больно.

А потом в отблеске свечи она поняла, что волосы слева у него тоже подозрительно тёмные. Дотронулась осторожно, и почувствовала на пальцах липкую влагу. Кровь не успела засохнуть, а значит, нужна ещё ткань.

И ведь неизвестно, что у него ещё продырявлено…

Пожалуй, стоило это выяснить.

— Чеор та Хенвил. Я вижу у вас рану на голове… скажите уж сразу, сколько ткани нам понадобится…

Шеддерик посмотрел на неё с усталым удивлением, и попробовал ощупать собственный затылок рукой в кожаной перчатке. Темери едва успела перехватить:

— Лучше вам не трогать. Я сама посмотрю.

— Только сейчас понял, что вы правы. Посмотрите. Что там?

Но Темери ничего не могла увидеть: мешали склеившиеся от крови волосы. Попробовала осторожно ощупать кожу, и вскоре поняла, что и здесь имеет дело с порезом. И вероятно, этот след, как и первый, оставлен пулей.

— Вы очень везучий человек, — сделала она вывод, подробно описав рану. — Две пули, и обе — лишь задели кожу…

— Дело не в везении.

Шеддерик сидел, опустив плечи, и покорно не шевелился. Темери старалась накладывать повязку быстро, но боялась, что получается всё равно слишком болезненно. И ещё она ясно понимала, что эта повязка долго не продержится. Какое-то время — может быть. Но хватит ли этого времени, чтобы кровь подсохла и закрыла разрез?

И хватит ли ифленцу сил, чтобы двигаться дальше, а в случае, если погоня настигнет — чтобы драться?

Как только она отступила на полшажочка, её пациент попытался встать.

— Не надо, я сама дальше, отдыхайте!

Не так и много предстояло сделать: накидать под лодку парусину, свёрнутые в бухты верёвки: всё, что найдётся, чтобы не спать на холодной земле. Расстелить поверх рваный плащ чеора та Хенвила.

Когда всё было готово, она обнаружила, что ифленец задремал сидя. Пришлось собраться с духом и потрясти его за здоровое плечо:

— Благородный чеор… проснитесь! Идёмте, надо забраться под лодку.

Он тряхнул головой и тут же болезненно поморщился:

— Да. Сейчас. Я заряжу пистолет…

Этот требующий точности процесс отнял у него втрое больше времени, но в итоге Шеддерик удовлетворённо, пусть и едва заметно, кивнул. И хотя подняться смог, лишь придерживаясь за киль служившей ему опорой лодки, всё же просить о помощи Темершану не стал. Но она всё равно пошла рядом, готовясь поддерживать, если он надумает падать. Обошлось.

— Залезайте первой, я лягу с краю.

Темери ещё раз проверила, не осталось ли где следов их пребывания и, не дожидаясь уговоров, нырнула в темноту под лодкой. Там ждал ночной холод, но на старых парусах и верёвках лежать было даже удобно.

Шеддерик подал ей свечку, затем — седельную сумку, о которой Темери успела забыть, осторожно забрался следом и тут же улёгся на спину. Длины лодки едва хватило, чтобы вытянуть ноги.

Темери завозилась, устраиваясь так, чтобы не прикасаться к нему. Кроме всего прочего, ей не хотелось случайно задеть больную руку. А потом стало темно.

Она обхватила себя руками, так было хоть немного теплее, и закрыла глаза. Сразу отчётливее стали слышны звуки окружающего пространства. Где-то далеко за стенами равномерно плюхали волны, шумел ветер в ветках кустарника на берегу. А явственней всего было дыхание лежащего рядом человека. Шеддерик та Хенвил не спал. Спящие дышат иначе, глубже и ровнее.