— Я вчера не поблагодарил вас! — громко сказал ифленец, но как будто бы не ей, а скрытому в тумане горизонту. — Между тем, вы делаете много больше того, на что я смел надеяться.

Темери не ответила. Нужна ей его благодарность? Хотя, кажется, он впервые признал, что она — не просто обуза в пути…

…конечно, обуза.

Чтобы вскипятить воду, нужна тренога. На берегу подходящих палок не было, пришлось вновь обыскать сарай. Там нашлось несколько жердей и даже обожжённый на многих кострах кусок колодезной цепи — на такой удобно вешать котелок. Цепь лежала в углу, подальше от входа, на потемневшей от времени колоде.

Пока Темери её распутывала, в сарае стало существенно темней — ифленец, что ли, ворота прикрыл?

Она обернулась с цепью в руке и… увидела.

Может, многодневный вынужденный пост так повлеял на неё, что погрузиться в верхние слои сущего оказалось намного проще. А может, силы, прорвавшиеся сейчас в холодный мир, были столь сильны, что никакого особого зрения ей не понадобилось, чтобы их различить…

Было тихо-тихо, слышно, как бьётся собственное сердце, а вот цепь в руке звенела словно издалека.

Ифленец стоял, закрывая собой вход в сарай.

Стоял, сгорбившись, но вскинув руки в отвращающем жесте.

А над ним свивалась спиралями, тянулась, пытаясь подобраться ближе, чёрная холодная мгла.

Темери ощущала её присутствие всей кожей. Дело не только в том, что на фоне белого прямоугольника распахнутых ворот эта дымно-искристая потусторонняя сущность обрела плоть. От неё веяло стылой могильной жутью, чужой, но всепоглощающей болью и страхом.

Левая рука ифленца была без перчатки, и Темери казалось — сама собой светилась слабым красным светом. Света этого налетающая тьма боялась.

Но всё-таки она была сильней. Темери видела.

Тьма просто обткеала красное мерцание, и с удовольствием тянулась к груди ифленца, касалась ее, втягивалась. Казалось, что прошивала насквозь….

Тьма искала лазейку, давно искала, и видимо, наконец, нашла.

Загремела, падая, вырвавшаяся из рук цепь. Незаметный, далёкий звук. Звук в другой реальности. В которй ещё ничего «такого» не случилось…

Как же так? вроде, только что утро было, как утро. Только что — костерок и необходимость набрать воды. И мысли о простом и насущном — о воде, еде и о том, сколько дней пути осталось…

И вдруг — это.

По лицу Темершаны словно скользнул холодный ветерок, и она увидела, как рядом с Шеддериком Хенвилом появилась тень его мёртвого друга — Ровве — с тем, чтобы через мгновение со вскриком исчезнуть под ударом всего одного щупальца этой потусторонней силы…

Навсегда?

Ровве…

Монахини говорили, что духам-Покровителям нет дела до того, чем живёт холодный мир. Говорили, что они приходят на помощь только тем, кому обещали помогать…

Но это не правда. Или монахини тоже не всеведущи. Ровве, будь он хоть триста раз её Покровителем, всё же пришёл на помощь другу.

Хенвил упал на одно колено, тьма взвилась над ним, готовясь к финальному яростному удару.

Тьма упивалась своей победой, торжествовала заранее, тьма знала, что её час наступил.

Так может, это и хорошо? Столько раз Темери мечтала, что ифленец умрёт, исчезнет. Сколько раз мечтала, что однажды она его убьёт, и даже примерно представляла, когда.

Да, за время пути она стала лучше его понимать, может быть.

Да, он её защищал и помогал, но разве это была не вынужденная мера? Разве это не из-за него она попала в беду?

Что бы ни было, а враг есть враг.

Враг — это не только своя боль. Это ещё боль тех, кто уже не может за себя постоять, тех, кто там, за гранью, в тёплом мире. Кому не досталось, и уже не достанется справедливости.

Враг — это когда нет нужды договариваться, когда всё ясно и понятно. Прозрачно, как кристалл: вот ты, вот то, что ты считаешь правдой, справедливостью и долгом. А вот те, для кого твоя правда — это пустое место, помеха, а твоя справедливость — это повод для насмешки или удара…

Темери вдруг поняла, что у неё в руках — посох-эгу… нет, не посох, просто деревяшка, просто жердина, одна из тех, из которых она собиралась собрать треногу для костра.

— Ну, нет… — пробормотала она. — Ты его не получишь… это мой… мой враг!!!

И по коже привычной волной разлилась дарованная Ленной магия. Сила предков её народа. Сила духа, сила Покровителей…

Она сама не поняла, как оказалась рядом с ифленцем. Вскинула посох, закрывая его от тёмных, клубящихся потоков.

Что, съела?

Тьма удивленно отпрянула. «Кто ты?»… прошелестело на грани слуха.

— Это мой враг! — повторила Темери со злостью, удобней перехватывая посох. — Убирайся! Кто бы ты нибыл… убирайся в тёплый мир!

Чёрное щупальце потянулось к Темери. Даже как будто прикоснулось, обдав волной тоски и безысходности.

Она прикусила губу и выше подняла посох, перекрывая тьме дорогу.

Ну, давай! Атакуй, если сможешь!

Ей показалось, ледяные стрелы ударили в грудь, отталкивая, принуждая отступить.

— Чеора та Сиверс! — прохрипел за спиной ифленец. — НАЗАД!

Ну, нет. Сейчас, Темери чувствовала, сила на её стороне. С ней — сила Покровителей и сила Золотой Ленны.

— Уходи, — шептала она, вглядываясь в клубящуюся черноту.

Пальцам стало горячо там, где они касались посоха. Тьма сгустилась, качнувшись.

«Я подожду»… — отозвался едва заметный шёпот. — «Мне недолго осталось ждать… он сам ко мне придёт…».

— Убирайся!..

«Уже идёт…»

— Прочь!..

Ответа не прозвучало. Но тьма вдруг выстрелила, как пружина, несколькими яростными потоками. Миновала ее, не коснувшись даже краем, и ударила ифленца, опрокинув на порог. На миг оплела его точно кокон… и истаяла.

В сарае снова было тихо и пусто…

Темери пришлось собраться с силами, чтобы взглянуть на Хенвила.

Жив ли? Что значит — «недолго ждать» и «уже идёт»? Может, его Эа настолько истончилось, что душа не сможет удержаться в мире холодном… и прямо сейчас он… уходит?

Она опустилась на землю, пристроившись спиной к дверному брусу ворот. Голова кружилась. А если бы руки не были заняты импровизированным посохом, то наверняка дрожали бы.

Сколько прошло времени, Темери не смогла бы посчитать. Много. Может быть, целый час.

Шеддерик та Хенвил лежал на пороге старого сарая, не меняя позы и едва заметно дыша. А может — то ветер с реки трепал ему одежду, а на самом деле жуткая, никогда Темершаной раньше не виданная сущность из тёплого мира его убила?

Мёртвым он был безопасен.

Вчера он сказал — «Если со мной что-нибудь случится — бегите!».

Он вместе с ней собирал клюкву. Шутил — не смешно и невпопад, словно нарочно хотел разозлить.

Он топил печь в избушке.

Он нашёл дикую яблоню, на которой висело несколько промёрзших и кислых яблок, и это дало им обоим силы идти дальше.

Всеми правдами тащил её в Тоненг.

Темери, не вставая, переползла к нему на коленях и попробовала перевернуть. С первой попытки не получилось.

Под пальцами кожа ифленца казалась ледяной.

Не дело, что он лежит на голой земле. Но чтобы его укрыть, надо найти какую-нибудь ткань, а для этого — встать, снова войти в тёмный сарай… что-то двигать, шарить на полках…

Темнота внутри теперь её останавливала куда надёжней, чем собственная усталость.

Она всё-таки смогла перевернуть ифленца так, чтобы голова и плечи его оказались у неё на коленях. Он дышал — едва заметно.

Однако Темершану удивило и напугало другое.

На лице ифленца встреча с клубящейся тьмой оставила жуткие следы — новый длинный шрам через лоб, чёрные отметины свежих ударов вокруг заплывших глаз и на правой щеке. Губы — в кровь.

Этого не было. Совсем недавно этого не было — только последствия вчерашней перестрелки. Только окровавленная повязка.

— Пресветлая Мать Ленна, помоги мне… — прошептала Темери, — помоги ему… я же не справлюсь одна…

Мир был безучастен. Пасмурный берег, холодный жёлтый песок, ритмичные шлепки прибоя. Низкое небо, сырой, горький воздух.